| |
ПРАВДИВАЯ ЛОЖЬ- Нет, вы только посмотрите на него! Шести годов еще нет, а как врет - и не краснеет! - мама маленького “негодяя” явно работала на публику. Белобрысый паренек сквозь слезы смотрел на меня, трепетно ожидая, что я сейчас достану откуда-то цепи и закую его в колоду.- Что, собственно, произо-шло? - спрашиваю как можно более весело.
Мама нахмурилась еще больше:
- Вчера буквально на глазах он разбивает любимую вазу бабушки (хрустальную!) и, как отпетый негодяй, не моргнув, говорит, что это не он! По-вашему, это нормально для пятилетнего ребенка? Шалость, так?
По тону рассерженной мамаши я поняла, что если сейчас же не отправлю ее сынишку на каторгу, то она упечет меня туда саму, как вредного социопсихолога, занимающегося воспитанием будущих рецидивистов. Чтобы отвлечь ее от мрачных раздумий, когда это я успела вступить в заговор против хрустальной вазы с ее сынишкой, почти вталкиваю мамашу в плетеное кресло:
- Присядьте, пожалуйста…
Ну а дальше выясняю то, что и следовало ожидать. Когда ваза разбилась на куски, вопрос мамаши, конечно, звучал не в том смысле, как это можно было понять из ее крика в моем кабинете. То есть мама сказала не “это ты разбил вазу”, а - “что ты наделал, это любимая бабушкина ваза, ей сто лет скоро исполнилось бы”
и т.д. А малыш ответил буквально следующее: “Нет! Нет!” - не в том смысле, что “я ее не разбивал”, а в том, “что не хотел разбить” и “что больше не буду”. То есть ответ ребенка в переводе на взрослый язык звучал примерно так: “Мне очень жаль, прости меня, мама!” Вот такое непонимание…
При всем этом мы, взрослые, почему-то ужасно любим подчеркивать неудачи детей. Не замечая, что своими такими речами закрепляем случайное и утверждаем привычку там, где ее и в помине не было.
Такое обидное приписывание несуществующих дурных наклонностей толкает ребенка на реальное вранье. Тем более что дети на каждом шагу замечают, как взрослые обманывают друг друга. На самом деле мы настолько привыкли ко лжи в наших общественных и семейных отношениях, что давно уже не замечаем ее. Сколько “условной лжи” опутывает наши связи, дружбу! Положение наше трудно: к известным условным формам лжи ребенок должен привыкнуть, не теряя при этом общей своей правдивости. Ведь если он без обиняков заявит взрослому дяде: “Вы болван, как бабушка про вас вчера сказала, потому что вы женились на какой-то тете, а не на бабушкиной сестре”, - придется задуматься, а не болваны ли мы сами, что так воспитываем мальчика? Придется объяснять ребенку (после очень неприятных минут и ухода дяди), что передавать чужие разговоры - это совсем не то, что говорить правду, и т.д. То есть мы и так ведем ребенка по скольз-ской дорожке - по пути компромисса, сознавая его моральную опасность. Опасность “падения”, и без того немалая, часто еще и увеличивается благодаря нашим неумелым и грубым замечаниям.
Нередко мы рассказываем другим о первом случае вранья у ребенка или, точнее, того, что мы принимаем за вранье, в присутствии самого ребенка. Причем выговариваем за это так свирепо, будто он уже твердо вознамерился лгать нам всю оставшуюся жизнь. Такая бестактность может иметь самые неприятные последствия. Недоразумение, по мнению ребенка, для нас - настоящая ложь! Обвинение “Ты лжец!” - очень тяжелое даже для 55-летнего человека. А для 5-летнего такое обвинение нередко становится губительным ядом, отравляющим его. Призывая малыша признаться во лжи, которой не было, мы заставляем его осо-знать себя перешедшим некую моральную черту, что незамедлительно и пагубно отражается на моральной самооценке его маленькой личности. Признав себя “лжецом”, ребенок и будет действовать, как лжец. Вначале - из любопытства, в дальнейшем, возможно, из удовольствия водить за нос. К сожалению, из-за невнимательности взрослых ребенку, который лжет, в чем-то даже легче жить, чем ребенку, который всегда говорит правду. В огромном числе случаев превращение недоразумений, так сказать, случайной лжи в ложь настоящую, в привычку беззастенчиво лгать “в глаза” совершается из-за нашей грубой реакции на первый “проступок” ребенка.
Поэтому педагогически правильно не придавать большого значения тому, что на первый взгляд кажется нам явной ложью, а на самом деле таковой не является. Чтобы не дать закрепиться в детской душе тому, чего там еще нет…
Ребенок будет держаться за свои “Нет-нет!” ради вложенного в слова первоначального смысла. Вы можете терзать его сколько угодно. Он упорно будет твердить, что не разбивал, потому что не хотел разбить. Это ваза упала. На самом деле все разбитые вазы падают как бы случайно. Я, например, не знаю такой детской игры, как “битье ваз по расписанию”, думаю, и вы не знаете.
Психология не идеализирует душу ребенка. В детях порой есть немало темного и злого, но своими злыми замечаниями и неправильной реакцией мы не помогаем детям стать лучше, а только удаляем их от осознания своих ошибок. Даже мы, взрослые, слушая обвинения “в неточности”, часто делаем “назло” упрекающему нас человеку и упорствуем в этом. “Я задержался на работе, говорю тебе, на работе!” - настаивает взрослый человек, хотя обоим, и упрекающему, и упорствующему, доподлинно известно, что это не так. То есть ни на какой не на работе - в гараже с приятелями распивали пиво. Занятие вполне безобидное. Почему бы не признаться? Но во всех случаях, когда нам навязывают признание, это раздражает нас. Потому что осознание вины, как и всякий другой акт самобичевания, требует от нас свободного порыва. Никогда не нужно мешать человеку свободно самому осознать свою ошибку. Когда же мы кому-либо навязываем “сознание вины”, злое движение в душе удерживается и укрепляется. В нас срабатывает защитная реакция - охрана своей свободы. С этой тонкой динамикой моральных сил “в хорошую” и “плохую” стороны необходимо всегда считаться, а тем более когда речь идет о детях.
В них моральные процессы происходят, быть может, гораздо подвижнее, чем в нас, взрослых. Чтобы не толкнуть ребенка на дорожку лжи просто потому, что мы не видим его правдивость. Тамара ПАВЛОВА, психолог.
|
|
